— Ты ее любишь?
— Послушай, Гэри. Мне двадцать два года. Я чудом добрался до этого возраста, потому что слишком рано пробудился от дурного сна отрочества. Каждое утро последующих, бог его знает. пятидесяти лет мне предстоит вылезать из постели и как-то участвовать в повседневной жизни. Я просто-напросто не верю, что способен с этим справиться в одиночку. Мне нужен кто-то, ради кого можно будет вставать по утрам.
— Но ты ее любишь?
— Я великолепнейшим образом подгоовлен к долгой ничтожности жизни. Мне нечего больше ждать, пусто-пусто. Зеро, закрываемся, занавес, сладкое, нагло-безмозглое ничто. Единственная мысль, способная придать мне силы для дальнейшей жизни, состоит в том, что чья-то еще жизнь оскудеет, если я уйду из нее.
— Да, но любишь ли ты ее?
— Ты начинаешь походить на Оливье в «Марафонце». «Это безопасно? Это безопасно?» — «Конечно безопасно. Совершенно безопасно». — «Это безопасно?» — «Нет, это не безопасно. Невероятно не безопасно». — «Это безопасно?» Откуда мне, к черту, знать?
— Ты ее не любишь.
с. фрай.